Каталог выставки Ирмы Шарикадзе

Ирма Шарикадзе и ее проект «Письма»

Самобытный проект «Письма» воспринимается в Москве как национальный и женский. Грузинская художница Ирма
Шарикадзе исследует образ мексиканской художницы Фриды Кало как метафору идентичности — артистической,
женской и национальной. Первой картиной Фриды был автопортрет. Она писала себя, поскольку “являлась той темой,
которую знала лучше всего”, как говорила она сама. Нам важен ее автопортрет с сестрой-близнецом. На нем две
прекрасные молодые женщины, одетые скорее празднично, чем обыденно, изображены с нагими сердцами. Их
сердца связаны общим током крови.

Проект «Письма» грузинской художницы напоминает нам об общем культурном кровообращении, о способности
искусства преодолевать географические границы и захватывать не только людей, но и само время. Придуманная
Фридой сестра-близнец — теперь уже в качестве персонажа Ирмы Шарикадзе — придумывает Фриду. В «Письмах»
обе они, и Фрида, и Марица — alter ego грузинской художницы, ее собственная игра с образом художника, с
персонажными стратегиями, с историей и языками искусства.

Персонаж искушает художника возможностью жить еще одной жизнью, близнец воплощает такую возможность.
Марица рождена Фридой, Фрида проявляется в письмах к Марице, — сестры становятся друг другу символическими
матерями. (“Лучше сделаем так: будь ты мне мамой, а я буду мамой тебе, если, конечно, ты не против...”) В нежной
метафоре мерцает замысловатая диалектика образа и референта, художника и персонажа. Это диалектика
становления, близкая Фриде Кало и составлявшая, возможно, самую суть ее живописи. В сюжет воображаемых
биографий сестер Ирма Шарикадзе встраивает собственное артистическое становление.

Кроме того, сестры-близнецы — это удвоение красоты. В витальности и концентрированной красоте образов
грузинской художницы угадываются линии силового поля Сергея Параджанова. Внимание зрителя, скользящее
по безупречному образу, останавливается на рукописном тексте письма под картинкой. Остановленное внимание
читает проект не через шаблоны журнального глянца, к которым отсылает всякая эффектная картинка, а
через концептуалистские коды, с которыми, впрочем, у Ирмы примерно такие же отношения, как у Фриды — с
сюрреалистической живописью. (“Меня считали сюрреалистом. Это неверно. Я никогда не рисовала сны. Я
изображала лишь мою реальность”.)

Быть одновременно сестрой и матерью означает общего отца, становящегося мужем. В своем сне Фрида видит мать
в батистовом платье, под легкой тканью обнаруживается волосатая мужская грудь. Через этот довольно жуткий сон
говорит творческое усилие, в котором индивидуальность освобождает от родовых табу. Эмансипаторное усилие
самой Ирмы Шарикадзе проявляется в сопротивлении персонажа жизненным обстоятельствам, взыскующим
мужественности. Проект наэлектризован отражениями, — начиная даже не с зеркал, а с фонетики: Фрида, Ирма,
Грузия, Революция, Марица. Рифмуется постколониальное — грузинская художница на московской арт-сцене,
как мексиканская — на нью-йоркской. Фриде было 23 года, когда она оказалась в Нью-Йорке. Вот еще факт:
Фрида носила доколумбовы украшения древней мезоамерики. В проекте мы видим невероятные украшения,
напоминающие архаическое искусство. Вглядываясь в зеркало в инсталляции, мы вспоминаем Фриду, прикованную
к больничной койке и впервые взявшую в руки кисть, чтобы нарисовать первую картину – саму себя.

Александр Евангели